- Фи пасматриттэ на эттохо неппакорнокко рапа!
На этой части речи Байльшмидт вскочил на ноги, демонстрируя искреннее возмущение происходящим, и англичанин чуть не посоветовал ему так не делать. Потому что в нынешнем состоянии, - а парень знал, что Превеликий сейчас ничуть не трезвее, чем он сам, - любое движение было невероятно рискованным.
- Нармальный рап, ннинада тут! - возразил Керкланд, уронив (вернее, аккуратно опустив) голову на руки и зажмурившись.
- Малло тоххот, щитто рап ховоритт, щито он трээсфее Хоспатина, тах ещо и опрашаеттса к нему на "Ты"! У фсэх рапы как рапы, а у мэння!
- Гспдн, спешу саметить, што сищас ни у хаво нет рапов. Тах что у вас вапще нет повдф жаловатс, - добавил он, протянув свободную руку за своей уже наполовину опустевшей бутылкой.

На какое-то время альбинос впал в глубокую задумчивость, уставившись в стену уже полностью красными глазами. Через какое-то время он соизволил вернуться в этот бренный мир и довольно заявил:
- Нну канешшна! У никкафо рапоф нэтт, а у Фелиххохо Мэннья - йэсть!
После этой реплики пруссак резко изменился в лице, а именно - улыбнулся (довольно мило, насколько позволяло Керкланду судить резко упавшее зрение) и уставился на собутыльника с какой-то непередаваемо сложной эмоцией во взгляде, после чего протянул руку и погладил англичанина по волосам, заставляя его невольно сравнить самого себя с домашней собачонкой.
- Ты самй лушший рап, фот тах фотт!
Артур аж покраснел, - то ли от удовольствия, то ли от количества выпитого, - и кивнул, как бы соглашаясь со словами Байльшмидта.
- Фот! Снащит, мня мошно не накасывать.

Совершенно приуныв от того, что от наказания уйти не получилось, англичанин снова опустил было голову, как вдруг...
Обвинения! Да так много! Правда, не все были понятны, но, судя по тону, обвиняли парня в чем-то действительно противном. А прислушавшись, Артур таки вник в смысл энергичного бормотания. По-видимому, собутыльник посчитал его шпионом.
Позор! Какой позор на его совершенно не седую голову! Как вообще можно было такое подумать?!
- Йа? - с искренним возмущением в голосе начал он, в порыве аж вскочив на ноги. - Тк йа ж твй брат! Как т мох обо мн тк пдумать? - озвучил он остатки своих умных мыслей, и тут же шлепнулся обратно на стул.

Лицо альбиноса, когда он таки решил извиниться, дорогого стоило. Артур ему уже автоматически все простил - "за красивые глаза", как говорится. После чего, осторожно и медленно кивнув, уставился в такую интересную стену, расплывающуюся и вновь собирающуюся в свою первоначальную форму перед глазами блондина. Вообще-то двигающиеся по собственной воле предметы - признак либо очередного косяка с магией, либо исключительно нехорошего состояния наблюдателя, - в данной ситуации вероятнее был второй вариант, - но кого это волнует?
Правильно, никого.
Керкланд обвел мутным взглядом кухню, почти узрел свое отражение в поверхности ближайшей кастрюли, проследил катающейся по полу бутылки, и тут до его слуха с опозданием долетела последняя часть фразы Байльшмидта.
Тэльпфины? - бестолково переспросил он, даже оторвавшись от созерцания прекрасного и уставившись на такого же бухого собеседника. - Ккие эщо тэльпфины?

Тут Англия выслушал проповедь насчет дельфинов, и была она настолько убедительной, что парень пообещал себе впредь держаться подальше от этой хвостатой чепухи. Ну вдруг они там все сплошь маньяки-убийцы. Черт знает эту таинственную душу.
На пол с неприятным громким звуком отправилась очередная бутылка - удивительно, как это она не разбилась. Закатилась стеклотара куда-то за холодильник, вскоре совсем скрывшись из виду, и Артур, за неимением лучшего объекта для наблюдения, уставился на альбиноса. Смотрелось... Слегка расплывчато, да и вообще как-то совсем нехорошо, и молодой человек мысленно обрадовался, что не успел во всех подробностях разглядеть свое отражение в кастрюле.
Щерт, д эт жэ ужс! - прокомментировал он "дельфинью проблему'', после чего с тоской воззрился на дверной проем. Англичанина вдруг со страшной силой потянуло на второй этаж, в кроватку, под мягкое одеяло...
Но это был второй этаж. А значит, много ступенек, каждую из которых вполне реально пропахать носом.

Керкланд минуты две осмысливал сказанное, вертя слова в голове то так, то эдак. Но мозг, грустно пожав плечами (если вы хоть раз видели пожимающий плечами мозг, вы поймете, насколько ненормально это выглядит), соображать наотрез отказался, и англичанин решил отнестись к этому по-философски. А именно - ну и черт с ним. Главное - то, что он уловил суть: сейчас они допивают то, что еще каким-то образом осталось на столе, а потом делают над собой усилие и ползут наверх - баиньки.
Такие планы парню показались вполне разумными, и он, дабы выразить согласие, потянулся за стаканом. Посуда, коварно отпрыгнув в сторону при попытке ее схватить, также последовала на паркет с характерным звуком бьющегося стекла.
- Знщит, бэс стханоф.

Невероятных усилий стоило молодому человеку разобраться, какая из четырех бутылок является настоящей, а какие - довольно приятной, но, тем не менее, не материальной иллюзией.
Через какое-то время, таки приняв в руки стеклотару, - да еще с такой осторожностью, что могло показаться, будто они тут не бухают, а передают священный Грааль, - Англия вздохнул и приложился к горлышку бутылки. Виски действительно оказались вкусными, тут-то не поспоришь, но сознание уже откровенно не понимало: неужели можно напиться еще сильнее, чем сейчас?
Но он решил отбросить эту глупую мысль, и вскоре допил свои положенные "полфинна", довольно и пьяно улыбаясь. Правда, воспоминание о походе на второй этаж мгновенно испортило настроение и стерло улыбку с лица.
- Вс.

Ну а после его стащили со стула, - вышеуказанный предмет мебели недовольно загрохотал при этом, полетев на пол, - и повезли пятой точкой по паркету. Парень решил даже не сопротивляться, поскольку это было бы весьма травмоопасно, и просто молча проводил взглядом уплывающий из поля его зрения стол, а после и вообще кухню.
Через несколько минут Керкланд почувствовал, как край ступеньки, - а это была ступенька, он уверен, - врезался ему в позвоночник. Причем довольно чувствительно.
Так, непорядок.
Невнятно промычав что-то себе под нос, англичанин вытащил свой воротник из цепких пальцев собутыльника и перевернулся, замирая на четвереньках. Немного подумав, в такой позе он и продолжил свой путь.
Между прочим, лестницу он преодолел с трезвой скоростью и едва ли не изящностью, несвойственной неприлично нетрезвым людям. Правда, пару раз он чуть не врезался носом в одну из ступенек, но это не страшно. И вообще - какая разница, если в данный момент он находится на втором этаже?

Проследив за проделанным Байльшмидтом путем, парень пару раз фыркнул. Нельзя сказать, что его чем-то не устраивал способ добираться до верхушки лестницы на двух конечностях, как все нормальные люди, но на четвереньках было намного быстрее.
Но Превеликий, разумеется, не мог себе позволить опуститься до уровня какого-то животного.
Услышав радостный вопль своего хозяина, Артур медленно осознал, что он, вероятно, тоже умудрился таки доползти до второго этажа, и ныне стоял рядом, излучая во все стороны флюиды гордости.
- Маладес, - пробубнил парень, еле ворочая совершенно не слушающимся языком, и решил больше не открывать рот до завтрашнего дня - разговаривать получалось далеко не идеально.
Итак, посидев немного на полу и переварив сложившуюся ситуацию, Англия решил, что самым лучшим вариантом будет продолжить начатый путь, и потому он усилием воли поднялся на ноги и даже выпрямился, опираясь о лестничные перила. И, следуя примеру альбиноса, мелкиими шагами направился в сторону спальни, стараясь не терять равновесие.